С этих позиций любопытно посмотреть, какие сны снятся героям СМ.
читать дальшеТак, например, хотя на сознательном уровне Бет понимает, что Констанс ее не бросит, сидящие в подсознании детские страхи, что мама вернет ее в приют и возьмет «белую девочку, настоящую девочку», находят отражение в постпрыжковом сне.
«Сама Бет тихо пристанывала отчего-то, глаза ее метались под веками, и Констанс положила руку ей на лоб, чтобы успокоить дочь.
— Ма, — пробормотала Бет, — только не бери себе другую девочку…
— Ни-ко-гда, — тихо и четко проговорила Констанс ей на ухо.»
В бессознательном у этого страха довольно крепкие корни: ее уже «бросали» однажды. Интересно и то,что угроза няньки всплывает в тот момент, когда Бет, ревнуя к Дику, начинает тайком с ним встречаться. Получается, что как бы сознательно она не уверяла себя в правильности своих поступков, подсознательно она понимает, что поступает не слишком хорошо. Есть основания бояться "другой девочки", готовой в любой момент занять ее
место.
Во многих культурах сны - это еще и возможность пережить мистический опыт.
Что интересно, все сны в СМ, какими бы сверхъестественными они не были, имеют весомое основание и логичное объяснение в реальной жизни героев, и все встречи, которые в них происходят, можно объяснить как мистическим откровением, так и работой подсознания.
Сны Дика.
Чаще всего сны в книге видит Дик, но все они (за несколькими исключениями) разворачиваются примерно по одному сценарию. Герой блуждает по «долине смертной тени», среди трупов и костей, по пещерам, подземельям и разрушенным кораблям в поисках выхода. В конце своего пути он находит мертвеца и не может не заглянуть в его лицо.
Подумалось, может ли быть «хрустальная пещера, похожая и на калейдоскоп, и на лабиринт одновременно», которую Дик видит в межпространстве, зеркалом, светлой стороной, или, кто знает, истинным обликом темного лабиринта из снов?
Сны немного видоизменяются, отражая реальность и стоящие перед Диком проблемы, но основа почти всегда остается прежней. Похоже, что во всех снах в конце тоннеля, в глубинах бессознательного, Суна встречает того, кто ему необходим в данный момент. И этот кто-то с каждым разом все больше оживает.
Мертвая мать.
Самым первым нам показывается «старый кошмар», который «принял новое лицо». Он не описывается подробно, только упоминается.
«Прежде он бродил без конца по подземным коммуникациям, лазал по трубам, ища выхода, и когда находил — оказывалось, что тяжелая решетка ливневой канализации вдобавок придавлена сверху мертвецом.»
Судя по дальнейшему тексту, который описывает первую модификацию этого сна,
выход наружу из подземелья Дику преграждает тело его матери. Она мертва, нема и неподвижна. Путь закрыт.
Сон трансформируется после спасательной операции на «Вальдеке». Фактически, это всего лишь смена декораций, под влиянием свежих впечатлений, не более того. Но мать, по-прежнему не подающая признаков жизни, появляется и там.
«…теперь он плыл по коридорам погибшего корабля, раздвигая мертвецов руками. И знал, что когда один из них повернется к нему лицом — это будет то же лицо, которое он видел сквозь решетку наяву, давным-давно. Лицо его матери. »
Она больше не преграждает путь, но и выхода из мертвого корабля посреди мертвого космоса особо не видно.
На грани.
Больше Дик не видит мертвецов с лицом своей матери. В следующих снах в конце пути он встречает разных людей, балансирующих на грани между жизнью и смертью. Как правило тех, от кого может получить поддержку.
Погибший экипаж «Паломника» приходит ему на помощь голосами из темноты. Это первый сон, выпадающий из череды блужданий по лабиринтам.
Дик видит его, когда подрывная деятельность Мориты становится заметной, а юный капитан начинает терять уверенность в своих силах и сомневаться в своем рассудке. Когда все чего он хочет, это лежать неподвижно, закрыв глаза, потому что иначе «будет хуже».
«Кто будет доверять тебе, когда ты сам себе не доверяешь? » - спрашивает во сне капитан. И Майлз поддерживает его:
«Ри'шаард, Рики, разве мы плохо учили тебя? Разве хороший пилот полагается только на наносхемы сантора?»
Этот сон внушает Дику уверенность в своих силах. Заставляет встать и начать разбираться в ситуации, упорно искать ошибку, тот момент, с которого все пошло наперекосяк.
* * *
Через некоторое время Майлз появляется в снах Дика еще раз, перед тем, как лорд Августин находит «А0-П0». К этому моменту враг изобличен и, вроде бы, обезврежен, но степень нанесенного им ущерба еще не ясна. Дика изнутри вовсю грызут сомнения в своих действиях. Он устал, он чувствует, что корабль оказался не там, где планировалось, он почти готов пытать Мориту, чтобы спасти Джека. Ему очень нужен совет.
Дик встречается со своим погибшим учителем в тех же декорациях разбитого корабля, полного мертвецов. Майлз находится там, где и должен быть пилот: в рубке.
«В кресле лежал Майлз.
Дик увидел его лицо — и увидел, что его глаза живы. Это было невозможно. Он не мог выжить здесь. Он и не жил — жили только глаза.
«Тебе страшно, тиийю?» »
В этом сне «пациент скорее мертв, чем жив», но, несмотря на то, что он «не живет», и его лицо покрыто инеем, Майлз может двигаться и говорить со своим учеником.
«Не доверяй снам, тиийю. Сны - твое собственное порождение. Доверяй себе, но не той своей части, в которой ты не властен.»
Майлз из сна говорит Дику то, чего ему не хватает, то, что ему нужно услышать. «Верь в себя. Делай то, что нужно и что в твоих силах. Прими то, чего изменить не можешь.» Он озвучивает то, что его ученик знает и так: что нельзя свернуть с выбранной дороги, что жизнь Джека - задача первоочередной важности, но Мориту пытать нельзя.
Дику нужна поддержка, подтверждение правильности намеченного пути, на котором
выбирать приходится между плохим и худшим, и он ее получает.
* * *
Когда Дик не находит пограничного маяка в нужном месте, приходит еще один «безлабиринтный» сон.
Решение принято, остается только идти вперед до конца, но сознание еще на что-то надеется а бессознательное, скооперировавшись с чутьем пилота, подает сигналы об опасности еще тогда, когда разум еще не может идентифицировать ее со всей определенностью и пытается отрицать:
«Сон поглотил его мгновенно. Кошмары не снились, другие сны тоже — но был какой-то мимолетный всплеск то ли угасающего, то ли просыпающегося сознания — не сон, не мысль, не озарение, что-то неясное… От него осталась лишь отрывочная фраза: «Ты не найдешь то, чего нет».»
* * *
Следующий сон Дик видит уже на станции Тесса, после того, как под шлемом застрелил Бата.
«Сон повторялся снова и снова, с разными вариациями: он продирался сквозь трупы на мертвом корабле, но в конце пути, за дверью, его ждала комната с этой жуткой машиной, отнимающей память, а в кресле машин сидела Бет.»
Бет в его сне жива, но она «умирает», переставая быть собой.
Понятный сон, если учесть то, что сам Дик отчаянно борется за то, чтобы не потерять себя, сохранить свободу воли, не оскотинится вконец. Его страх утратить человеческое достоинство сливается со страхом за ту, кого он любит.
Есть у меня подозрение, что это самое «ты - человек» Дик позже твердил не только морлокам, но и себе. Ему приходилось напоминать себе об этом в плену постоянно, и фраза отточилась до автоматизма.
* * *
В подвале Моро сон – бред опоенного наркотиком Дика снова выруливает на проторенную дорогу лабиринтов.
«Он пошел на звук, заранее зная, что пространство снова обманет и предаст его — так оно и вышло. Он плутал бесконечными коридорами, преследуемый звуком своих шагов, неестественно громким — а плач доносился то справа, то слева, то откуда-то снизу, пока до него не дошло: гады замуровали ребенка внутри каморы, а он бегает по ее наружным стенам, а внутрь можно попасть или через низ, или через верх…»
Дик ищет ребенка. По сути самого себя, самость, внутреннее дитя. И этот ребенок умирает до того, как Дик успевает его найти. Помощи нет. Снова тупик.
* * *
Мертв и Нейгал, путь к которому ведет через лабиринт сожженных помещений.
«Сон был не лучше реальности: Дик блуждал какими-то закопченными коридорами, тыкаясь в комнату за комнатой, но даже трупов не находя — аж пока не узнал в этом горелом остове здания манор Нейгала. Тут он понял, кому принадлежал голос, сказавший «это всего лишь очередная боль» и понял, где искать старика.»
Тем не менее, Нейгал тоже мертв не вполне: он жалуется на боль, говорит с Диком и объясняет как противостоять Моро. Он единственный из знакомых Дику людей, кто может
дать верный совет. Нейгал военный и хотя не любит синоби, наверняка кое-что знает о методах их работы, немного знает Моро – ему и карты в руки.
* * *
Второй сон-видение без традиционного лабиринта сниться Дику в дворцовой тюрьме. Снится, когда, кажется, идти больше некуда. Даже не тупик, из которого можно развернуться и ощупью продвигаться назад. Точка.
«Дик закрыл глаза, по-прежнему не сдерживая слез, теперь уже вообще не обращая на них внимания - он хотел услышать мертвых. Он знал, что если как следует прислушаться — то можно будет различить их тихое дыхание. Камера и в самом деле полна народу, нужно только знать, что они все здесь <…>Дик уже не делал над собой никаких усилий: они сами приходил к нему…»
Дик слушает мертвых (и тех, кого считает мертвыми), приходящих к нему. И именно от них получает поддержку. В этот момент они для него важнее живых.
Дик знает, что те, кого он позвал, мертвы, но слышит их дыхание. Он воспринимает их как людей, а не абстрактные трупы, которыми завалены коридоры в его ранних снах.
* * *
Уже на свободе, во сне-бреду, который снится ему в детском комбинате, Дику кажется, что находится в Чистилище среди мертвых, которых ему иногда дается узнавать, а иногда нет.
Здесь пока еще полунамеком появляется материнская фигура. Гемка, которую Дик в беспамятстве зовет Марией.
«Но была еще одна причина стремиться наверх — руки. Прохладные и мягкие, они порой встречали его там. Влажная губка касалась лба, шеи, груди, что-то теплое вливалось в рот маленькими порциями — у напитка был приятный вкус, но какое-то мерзкое послевкусие, словно жуешь затхлую тряпку. И все же это была влага в море огня, и он был благодарен до полного изнеможения. Та, кому принадлежали эти руки, была невидима — но он узнал ее и звал по имени.»
И снова голосом из темноты появляется Майлз.
««Я ухожу из Чистилища», — подумал он однажды. — «В рай?»
— Нет, тиийю, — ответил тихий, твердый голос. — В жизнь.»
Мать живая (ну… почти).
Следующий сон снится Дику в ничьих катакомбах, и лабиринт по которому он шатался, пока были силы, вполне реальный. Только, кажется, сбывается его детский кошмар – путь наружу закрыт, и Дик засыпает возле решетки ни на что особо не надеясь.
«Сон его был нехорошим. Есть такая дурацкая разновидность снов, когда тебя снится, что ты не спишь, и все на прежнем месте, только что-то одно не так: вот и Дику снилось, что он крючится здесь, у решетки, от холода, голода и жажды, только решетка эта и вся эта преисподняя почему-то не здесь, а на Сунасаки, и ему шесть-семь лет.»
Тут снова появляется образ ребенка, которым оборачивается Дик, чтобы пройти сквозь решетку. И этому ребенку вовремя приходят на помощь.
А еще в этом сне снова возникает материнская фигура, но в отличие от снов из начала книги, она жива, а путь наружу открыт, надо только знать, где он.
Садако Такэда дарит Дику второе рождение, выводя в мир и возвращая потерянное имя. Дик воспринимает ее как обычную женщину, пока не догадывается, что она слепа и не узнает окончательно.
А если учесть, что Садако Такэда - блаженная, получается, что она в некотором смысле еще более жива, чем живые.
Интересно и это раздвоение во сне:
«При этом какая-то часть его сознания все еще оставалась совершено бодрствующей и прекрасно помнила, как оно все на самом деле - никакого дома у него нет и не может быть. Но эта часть существовала отдельно от другой. Дик не удивился бы, если бы оказалось, что он раздвоился, и юноша с маленьким мальчиком сидят рядом.»
Эпизод этот напоминает мне вот что:
«Дональд Калшед описывает концепцию психической травмы как регрессию одной части эго к инфантильному периоду и слишком быстрое взросление другой части эго. Регрессировавшая часть личности обычно представлена в образах юных и невинных созданий(ребенка). Эта часть репрезентирует ядро неразрушимого личностного духа. Винникот обозначил эту часть как "истинное Я", а Юнг, подыскивая понятие, которое отражало бы трансперсональное происхождение, назвал Самостью. В целом, мифологизированные образы прогрессировавшей и регрессировавшей частей составляют то, что Калшед назвал архетипической системой самосохранения. Прогрессировавшая часть личности опекает регрессирующую, при этом задачей этого амбивалентного стража является как защита уцелевшего после травмы личностного духа, так и его изоляция от реальности. Прогрессирующую часть личности Юнг назвал "темной стороной амбивалентной Самости".»
* * *
В «Мятежном доме» в сны добавляется преследователь.
«Кошмары стали разнообразнее – к беготне по коридорам добавился Моро.»(МД,гл.1)
При этом сперва неизвестно, что ищет Дик в тех коридорах. Это проясняется в кошмаре, который он видит в «Горячем поле».(МД,гл.12)
Дик пробирается сквозь лабиринт, идет по людским останкам, он погружается в глубины бессознательного, к костям и корням, чтобы найти там ребенка. Похоже, что ребенок, которого ищет Дик– он сам. Его Самость и суть, которая с трудом пытается выживать с момента гибели Минато.
В отличие от других снов, c трупами в подземных коридорах, теперь мертвецы находятся внизу, в земле, где им и положено быть. Дик идет по костям, и хотя бустерная «подложка» проседает под ним, кости не дают ему упасть вниз. Несмотря на то, что героя пугают тела, «брошенные в пищу пище», останки мертвых становятся его опорой. Он не один. За ним – многие поколения людей: его предков, и его единоверцев. И то, что они мертвы, не отменяет их жизней и их дел.
Когда Дик находит его, ребенок еще жив, но без помощи все еще может погибнуть.
Но чтобы встретится с Самостью, осталось последнее препятствие. Тень все еще бродит на воле неприрученной. И именно Тень-Моро мешает Дику в последний момент.
А между тем…
Моро тоже снятся сны.
Они появляются, когда он уже серьезно одержим Диком, раздает воздушные поцелуи динамикам и намеренно строит свои планы так, чтобы не угробить пилота (пока всего лишь пилота) даже случайно.
«Он был рад, что проснулся - снились чужие сны. Тогда он не был еще эйдетиком, даже
человеком не был, и память сохранила только урывки.
И слава за это… кому? Как смешно: можно расстаться с этим римским безумием, отбросить вместе с покалеченным телом — и все равно просится на язык «слава Богу».
Экхарт, Экхарт, почему ты не отпускаешь? Столько лет прошло, ты давно покойник и я прежний — тоже покойник.
Ты отомщен. Твой дух, где бы он ни был, должен успокоиться. У мертвых нет
прав на живых. Ты и так взял все, что мог — уйди, Экхарт.» (СМ, гл.9, цитата по печатному изданию)
Здесь, пожалуй, впервые в тексте возникает раздвоение. С одной стороны Моро помнит времена, когда он еще «даже человеком не был». То есть, идентифицирует себя с клоном-до-пересадки-личности. И, естественно, сны про Экхарта эта часть сознания определяет как «чужие сны»
С другой стороны, подобные мысли опасны, и Моро сворачивает на воспоминания себя - первого о Боне и своем христианском прошлом, как на безопасную тропу.
Потревоживший его призрак «не человека» для которого сны о Боне «чужие», задвигается в подсознание и может продолжать там дремать дальше до поры и не ставить Моро перед неудобными и опасными вопросами.
Есть еще сон Констанс о падении, но насчет него мне в голову ничего не приходит. Даже на обостренную интуицию не списать– ведь Моро еще не начал активно действовать.
И встреча обкуренного Шастара с Нейгалом, которая строится по тому же принципу, что и мистические встречи с Диком: то ли и вправду разговор с призраком, то ли сложносочиненный глюк бессознательного, который говорит Шастару то, что он и так по большому счету знает..