читать дальше— Леди Ван-Вальден, — ответила она.
— О, боги…
Внутри завозились, и через минуту Морита открыл дверь — он успел не только надеть брюки, но и сполоснуть рот мятной водой, и сложить постель.
— Я, кажется, знаю, почему вы пришли, — он уступил ей постель, самое удобное сиденье в каюте, а для себя откинул от стены единственный стул. — Это уже не честность, это патология.
— Что вы имеете в виду? — спросила Констанс.
— Ну, нет, против себя я свидетельствовать не обязан даже в инквизиции, — усмехнулся он. — Скажите вы: в чем дело?
— Вы лжесвидетельствовали против Бет.
— Не против Бет, а в пользу мальчика. И если бы не я, его бы, самое меньшее, избили.
— Нет. Я никогда бы не поверила, что он способен кого-то изнасиловать. Я знаю его историю, и я бы трясла их обоих, пока не вытрясла правду. Но если бы вы ошиблись в своей догадке… То возвели бы самую черную напраслину на девочку. Мастер Морита, неужели вы и в самом деле настолько ни во что не ставите модифицированных людей, что вам все равно, как их оговаривать?
— Сударыня, я ведь говорил уже, что считаю Элисабет человеком, и всегда обращался с ней как с человеком. И право, давно пора ее ремодифицировать, это решит половину проблем. В данном же случае я исходил из соображений о том, насколько адекватный вине вред будет причинен в обоих случаях. По-моему, Бет прекрасно знала, чего хочет. И, по-моему, смешно делать из этого трагедию. Если вы верите, что все создал Бог — то и гормоны он создал тоже.
— И ум, и совесть, господин Морита. Я знаю вавилонские взгляды на вопросы пола, и нахожу их неправильными.
— Но именно из-за ваших взглядов на вопросы пола мог бы пострадать мальчик, который вам так дорог. Он же вам дорог? В Вавилоне никто просто не спросил бы, что делают юноша и девушка их лет вдвоем в уединенном месте. Если им это нравится, почему нет?
— Мастер Морита, я не хочу сейчас дискутировать о морали. И не называйте меня «миледи»: вы не мой вассал.
— Прошу прощения, сударыня. Но тогда — зачем вы пришли? Сказать мне — ай-яй-яй, как нехорошо лгать?
Констанс не знала, что ответить. Действительно, о цели своего прихода она совершенно не подумала. Неужели ей просто хотелось вывалить на кого-то свое раздражение?
Моро вытянул губы, поднес к ним руку жестом старого, давно бросившего курильщика, которому для раздумья требуется хотя бы символическая сигарета. Потом сказал:
— Думаю, вы пришли, чтобы узнать, о чем мы с юношей говорили. Точнее, понять, почему кое-какие вещи он был готов обсуждать со мной, а не с вами.
— Это я как раз понимаю. Вы чужак, мастер Морита. На Санта-Кларе вы покинете корабль. Ему все равно, что вы подумаете о нем.
- Близко, но не то. Я единственный, кто видел в нем абсолютно невиновного человека.
- Не единственный.
- Бросьте, сударыня: с вашей точки зрения он совершил если не преступление, то уж как минимум грех, я же в грех не верю. И к слову о преступлениях: если вы знаете его историю, вы должны были найти и некоторое сходство с сегодняшним… событием.
- Полагаете, я буду обсуждать это с вами?
- Полагаю, да. Вам хочется это обсудить, но не с кем: стармех по очевидным причинам не годится для такого разговора, у шеэда неверные представления о людской психике, субнавигатор не умеет держать язык за зубами, а капитан – мягко говоря, не самый острый ланцет в наборе. Остаются ваш брат-аутист, гемы и сей недостойный, - Морита приложил ладонь в груди, улыбнулся, и тут же улыбку словно сдернули с лица. – Ну так как? Вам тоже кажется, что в обоих случаях юноша хотел быть наказанным? Что его тянет к саморазрушению?
- Человек с тягой к саморазрушению не получил бы пилотской лицензии, даже ученической.
- Я не имел в виду тягу к самоубийству. Если нейротехники ее не нашли, значит, Дик не хочет покончить с собой. Но он со всей очевидностью хочет страдать.
Констанс невесело засмеялась.
- Вы хватили через край, мастер Морита. Он не мазохист.
Бортмех сделал кистью движение, словно разгонял несуществующий дым.
- Мазохист не хочет страдать, он хочет наслаждаться – а что наслаждение он ищет в унижениях и боли, так на то он и мазохист. Дик хочет страдать. Это совсем другое.
- А еще он не выносит запаха жареного мяса.
Моро откинулся назад, чуть склонив голову вправо, разглядывая Констанс, как художник рассматривает свежие мазки, сливающиеся в рисунок.
- Возможно, - сказал он. – Даже скорее всего. Комплекс оставшегося в живых, вина перед ушедшими, ощущение того, что жизнь получена в долг, и этот долг нужно отрабатывать. Но это слишком очевидно, до этого психотерапевты и нейротехники не могли не добраться. Должно быть что-то еще. Глубже.
- Я не психоаналитик. А вы?
- А я просто наблюдательный человек. Во вам еще одно наблюдение: механизм саморазрушения оба раза запустился в ситуации, связанной с сексом, а чувство внутренней цельности у мальчика завязано на самоотождествлении с сохэями. То есть, на полном отказе от сексуальности.
- Это ценное наблюдение, и я обязательно им воспользуюсь, мастер Морита. Но скажите мне, что заставляет вас наблюдать именно за Диком так пристально?
Моро ответил не сразу.
- Он – первый человек из ваших, с кем я могу разговаривать, не содрогаясь от внутреннего отвращения.
Констанс молча встретила его взгляд.
- Я догадываюсь, о чем вы не говорите, – усмехнулся Моро. – Ему более пристало бы содрогаться от отвращения при разговоре со мной; первые дни так оно и было, но сейчас из всей команды он выбрал меня. Он пошел за мной, и вас это беспокоит. Потому вы и пришли ко мне, среди ночи, даже не переодевшись толком.
Констанс опять ничего не ответила. Ее не в первый раз так откровенно раздевали глазами; чтобы обескуражить ее, требовалось нечто большее.
- Как вы думаете, почему вас ненавидит кос? – спросила она.
Морита развел руками.
- Видимо, чует мой настрой к экипажу. Настрой, врать не буду, далекий от благодушия. Мне не нравится ни Империя, ни люди ее населяющие, ни идеология, ни то, что она с людьми делает. Я могу скрывать это от людей, но не от животного, которое генетически запрограммировано на скрытую агрессию отечать открытой. Тормозящие механизмы коса, скорее всего, расшатались от стресса – эти звери крайне тяжело переносят смерть хозяев. Его следовало бы усыпить хотя бы из милосердия. Вы предпочитаете рисковать собой и детьми из сентиментальных соображений – воля ваша, но я не хочу умирать только потому, что не могу перестать испытывать к вам, господа победители, нормальное и естественное отвращение.
- Мастер Порше полностью контролирует коса. Зверь не покидает каюту в его отсутствие. Зверь не выказывает агрессии ни к кому – кроме вас. Может быть, именно вам в таком случае стоит пересмотреть свое отношение и перестать источать скрытую агрессию? Вы сами свидетельствуете, что Дик преодолел свое предубеждение на ваш счет. Что мешает поступить так же?
- О, боги… - Моро запустил пальцы в волосы. – Он пришел ко мне, кроме всего прочего, еще и потому, что я оказался не тем врагом, какого он воображал себе. Но мне-то не пятнадцать лет, и меня растили не в монастырском приюте. Я не воображаю, а знаю вас, знаю насквозь. Мне не с чего менять свое отношение.
- По этой логике, самое большое отвращение вы должны питать именно к Дику.
- А вот тут вы ошибаетесь. Вы думаете, что дело в вашей религиозности, и наибольшую неприязнь я должен питать к тому, кто наиболее истово ей привержен. Но в том-то и дело, что Дик не привержен ей. Он верит истово, но не в вашего Бога. У него есть свой. Он совершенно искренне полагает его вашим - но здесь он заблуждается так же, как и вы. Его Бог порожден естественной для человека потребностью в любви, которую ему негде было утолить. Его биологичский отец умер, приемному отцу пришлось передать его в приют, опекун отказался от него, когда пропала надобность в бесплатной няньке – что ж, он отыскал себе идеального отца, который никогда не умрет, не покинет и не предаст. Это не драуга – то есть, конечно же, само по себе это драуга, но мальчик избрал ее не потому, что привержен злу. Для него это способ сохранить душевное здоровье. В его обстоятельствах более чем приемлемый.
Констанс смотрела в зеленые наглые глаза вавилонянина, и пыталась понять, что же за ними скрывается. А впрочем — почему «наглые»? Этот человек просто смотрит прямо, не видя оснований стыдиться себя, и…
Нет, все-таки наглые, оценивающие.
- С учетом того, кто организовал ему эти… обстоятельства, я не могу понять, таят ваши слова о зле и драуге некую иронию или являются открытым проявлением двоемыслия.
- Та-та-та, сударыня! Ни один вавилонянин в здравом уме не станет прославлять акцию в Минато как нечто достойное и праведное. Это была жестокая военная необходимость.
- В чем она заключалась? Чем Вавилону угрожали голодные, до нитки обобранные люди?
- Вавилону угрожала ваша прекрасно вооруженная, мускулистая и весьма зубастая Империя, которая воспользовалась нашей внутренней войной, чтобы решить за наш счет несколько своих проблем, а восстание Райана Маэды использовала как казус белли. И если вам, владетельнице доминиона, нужно объяснять, почему для нас был важен сектор Сунагиси и почему мы не могли допустить, чтобы инфраструктура Минато вместе с людьми досталась вам – вы еще меньше подходите для своей роли, чем ваш наслаждающийся аутизмом брат.
— Мастер Морита, я не сомневаюсь, что вы интересный собеседник, но идет уже второй час ночи и, право слово, я хочу спать.
— Но ведь вы не решили основной для себя вопрос: как быть с нашим Гийомом Маршалом. Или уже решили?
— Как он узнал правду? Если вы сами сказали ему — то на что вы рассчитывали?
— Ни на что. Я отступил перед неоспоримым фактом: когда кто-то меняет фильтр воздуховода, вентиляторы останавливаются и опускаются заглушки. Дик сам это заметил и сам прижал меня к стене. Я надеюсь, что эта эстафета благородства на вас и закончится: вы не станете дезавуировать мое свидетельство перед командой?
— Вы правы, не стану, — Констанс перешагнула порог каюты. — Ради Дика. Но, мастер Морита, на будущее – он не нуждается в такого рода благодеяниях. Особенно от вас.
- Морита склонился в светском полупоклоне, прижав ладонь к груди.
— Это ему решать, сударыня. Но я не могу отпустить вас, не сказав комплимента напоследок: вы полностью соответствуете прозвищу, полученному от собственных подданных.
Констанс не стала спрашивать «Какому?». Она прекрасно знала это прозвище — Куроганэ-бимэ. «Железная леди».
@темы: Карта звездного неба
-
-
18.02.2012 в 21:22-
-
19.02.2012 в 00:27-
-
19.02.2012 в 00:44-
-
20.02.2012 в 22:12Получается, Констанс к Моро не выяснять правду пришла, а узнать, зачем он соврал. А Моро самому, похоже, поговорить о Дике хочется, а не с кем, как в «Черной карте». И к Констанс он менее явно подкатывается, чем в предыдущей редакции.
И он в своем стиле - в его трактовке религиозности Дика наверняка есть определенная доля правды. Интересная перекличка получается с: «— Дик, почему ты христианин? »… «Господь умер за меня — кем же мне еще быть?»