[gunfighter]

Название: Про воду
Автор: gunfighter
Герои: в основном Дик, немного Бет, Моро.
Жанр: аналитика.
Рейтинг: PG-13
Отношение к критике: не возражаю

@темы: Сидим, курим

Comments

[gunfighter]

««Вода щадит его», — писал один участник городской конференции. Второй ехидно комментировал: «кому суждено быть повешенным, тот не утонет».» (МД -7)

Оказавшись на Картаго, Дик Суна переживает символическую смерть и “рождается заново” из недр планеты, которая постепенно перестает быть ему чужой. Однако с материнским архетипом в СМ связана не только земля, пещеры и тоннели. Гораздо раньше в романе появляется образ воды, которая так же связывалась с матерью в первобытном сознании.

На протяжении дилогии вода неоднократно спасает жизнь Дику Суне, и, в конце концов, это обстоятельство начинают замечать даже рядовые картагосцы. Возможно, это происходит в числе прочего потому, что с этой стихией связан объемный пласт мифологии, интуитивно понятный простому народу на подсознательном уровне, знакомый ему через мифы и древние теории, сказки и поверья.

Вода в мифологии.
Теория о том, что «все вышло из воды» существовала с древних времен. Вода рассматривалась как изначальная стихия, источник жизни, очищающий, обновляющий, дающий возможность возродится. Наблюдая, как солнце встает из океана, люди переносили это явление в сказания, отождествляя рождение светила с рождением мира, поэтому в некоторых мифологиях мир поднимается из моря.
Водная стихия сравнивалась с колыбелью, и отождествлялось с гигантской утробой, из которой явился первый человек; с материнским лоном и кормящей грудью и, в конечном итоге, оно отождествилось с образом матери, или даже праматери.

Морские обитатели не остались в стороне. Дельфинам приписывали способность вынашивать младенцев, их часто изображали везущими на спине детей и юношей волшебного и божественного происхождения. Со временем рыбы и сами отождествились с «изменчивой формой бога-младенца», а позже корабль стал символическим аналогом одновременно рыбы и колыбели.

Пресные воды тоже символизировали жизнь: родники, бьющие из земли и оживляющие окрестную растительность, ассоциировались у древних людей с молоком из материнской груди, питающим младенца.

Однако любая стихия амбивалентна и может дарить как жизнь, так и смерть, и люди очень хорошо это знали. Море – не только символическая «колыбель», но и «могила»; состояние, которое было до жизни и которое наступит после, срединное и одновременно безвременное место между небытием и бытием. Соответственно, и вода – двойственная и грозная сила, которая может обернуться как дающим жизнь родником, так и убийственным наводнением или засасывающей трясиной. В некоторых культурах она была местом обитания мертвых, в частности могильные плиты и саркофаги Греции украшали изображениями дельфинов, и символами Диониса в облике рыбьего наездника.

Для древнего сознания вода была одним из образов многоликой Великой Матери, предвечным началом, заключающим в себе «добрую» и «ужасную» половины. Тем не менее, в мифологии она часто двупола. Одна вода считалась женской, другая мужской, одна мертвой, другая живой, и у каждой было свое божество. Чаще всего «мужская», «оплодотворяющая землю», роль отводилась дождю, а «женская» - родникам, рекам и подземным источникам. Часть этих представлений, видимо, сохраняются и на Картаго, где даже морлокам известно, что «…в облике Солнца приходит Небо, чтобы дать семя земле» (СМ-17).
В некоторых других культурах, напротив, дождь считался «молоком небесной коровы», то есть, еще одним проявлением архетипа Великой Матери.

Вода – необходимое условие для терраформирования в мире СМ. И на Картаго, несмотря на экстремальный климат, она есть, хотя и ведет себя соответственно характеру адской планеты: замерзает вздыбленными льдами, поднимается гигантскими приливными волнами и цунами, почти полностью пересыхает, чтобы затем пролиться убийственными грозами: «…огромное окно выходило прямо на грозу. Бешеные молнии рассекали пространство, сплошь задернутое водяной завертью, страшный ветер нес дождь с такой силой, что струи воды летели чуть ли не параллельно земле, и, хотя сквозь силовое поле не доносилось ни звука, само зрелище было потрясающим.<…>Дик знал, что эти грозы убивают». (МД-3)

Но в межсезонье та же вода ведет себя тихо и мирно: несет на себе навеги, и наполняет водоемы, даря жизнь многочисленным животным и растениям, которые оживают с ее приходом.
«Вода кишела жизнью. Темно-зеленой она была потому, что в каждой ее капле жили сотни, если не тысячи, крошечных существ…» (СМ-20)

Какой бы ни была вода, на Картаго невозможно игнорировать эту стихию(или ее отсутствие). Можно только как-то приспосабливаться к ее изменчивости. Но если воды планеты символически «принимают сторону» героя, который сумеет адаптироваться к этому «покровительству», они превращаются в его могучего союзника.

* * *
В некоторых мифах прослеживается мотив «предвечного ребенка», который рождается из вод или яйца, поднявшегося из океанских глубин. Он носится по волнам, прежде, чем ступить на берег, его часто изображают выходящим из моря или плывущим верхом на дельфине. Это младенец-герой, или младенец-бог, образ которого восходит «к тому же предчеловеческому, даже предмладенческому, еще совершенно не дифференцированному состоянию, одной из форм выражения которого является первичная вода». [5.]
«Предвечный ребенок» не имеет пола, существует за пределами жизни и неподвластен времени. Он еще не вышел из «чрева вселенной» и фактически является зародышем в «изначальных водах». Его состояние определяется как «еще-неотделенность из небытия, но все же бытие», но в то же время «еще-неотделенность от бытия, но все же небытие».[5.] С течением времени мифологические фигуры такого рода постепенно трансформировались в собирательный образ «идеального юноши». [5.]

Этот ребенок почти всегда растет сиротой, потому что одиночество - удел существ, рожденных «предвечной стихией» и перенявших ее свойства. Ему суждено перенести множество страданий и издевательств, прежде, чем получить магический артефакт, осознать свое предназначение и проявить полную силу. Несмотря на сиротство и мистическое происхождение, в истории такого героя иногда может появиться мотив мести за родителей.
«Превращение младенца-сироты в сына бога или сына короля как тема для мифа или для сказки предполагает ситуацию сиротства: именно эта ситуация прежде всего и делает возможным это превращение.» [5]
Бывает, что злые силы, не желая допустить взросления героя, вхождения в силу, пытаются погубить его в младенчестве огнем, водой или всем этим сразу, но тот всегда выживает в испытаниях.

Здесь интересно отметить, что Дик Суна – уроженец водной планеты. Его родной город, большинство населения которого, так или иначе, связано с рыболовным промыслом, был построен на искусственном острове посреди океана, и, надо полагать, значительная часть детства героя прошла рядом с водой.

Как и мифологический ребенок, Дик сталкивается сперва с огненной а, потом с водной смертью. Он чуть не погибает в детстве на Сунагиси, когда Рива сжигают Минато, и чуть не погибает позже на Картаго, но «вода хранит его» оба раза. Мать просовывает Дика в водосток, водный поток выносит его и Рэя с Арены в катакомбы под пещерами Диса. В обоих случаях героя спасают подземелья-пещеры и подземные воды, которые напрямую связаны с материнским архетипом и представляют «Мир Матери» в мифе о «предвечном ребенке». [5.]

Символы материнского архетипа очень разнообразны и связаны не только с водой. Это сосуд, колыбель, корзина, гроты и скалы, церковь, корабли и рыбы (дельфины). [2,4,5]
Почти всегда, когда Дику нужна помощь и поддержка рядом, прямо или косвенно, возникает один из этих символов. Такое ощущение, что таким скрытым образом, через силы природы, действует некая материнская защита [о символах материнского архетипа, не связанных напрямую с водой, но важных для СМ, см. Приложение 1].

Если положительными проявлениями архетипа матери можно считать заботу и сочувствие, рождение и рост, то отрицательные связаны с искушением и поглощением, тайной, тьмой и бездной. Рядом с возможностью возрождения и обновления и в противовес им существует ужас, неизбежность, и мир, где обитают мертвые. Соответственно амбивалентны и связанные с архетипом символы, которые могут означать как нечто позитивное и благоприятное, так и негатив, разрушение и зло, воплощенное в образах ведьмы, змеи, могилы или саркофага, глубоких вод, смерти и призраков. [5.]

[gunfighter]

Амбивалентность воды: вода спасительная, вода убивающая.
Основные символы, связанные с водной стихией, это море, родник, река, озеро и фонтан [2,4,5], и большинство из них, так или иначе, оказываются на стороне героя.
Вода словно сопровождает и поддерживает Дика в его скитаниях, иногда незримо, чаще – явно. Она помогает ему, кажется, во всех агрегатных состояниях и проявлениях, однако, подобно архетипу «великой матери», не только дает жизнь, но и таит смертельную опасность.

Первое столкновение с этой стихией происходит Долгой зимой, после броска на планету.
Океанские льды смягчают посадку «Паломника», но корабль начинает тонуть, и вода, залившая нижние палубы, вынуждает команду и пассажиров покинуть борт. Герои уходят в поисках человеческого жилья с минимальным снаряжением, но именно поэтому отряд Мориты не застает их на месте приземления.
Начавшаяся снежная буря загоняет путников в пещеру-убежище, но именно там они встречают Нейгала.

В критической ситуации именно ярость воды спасает Дика и вырывает из рук врагов: сильный водный поток, сравнимый с рекой, выносит его с Арены. Но тот же поток нещадно вертит оказавшихся в его власти людей, бьет о стены тоннеля и, только благодаря своему старпому, теряющий сознание капитан «Паломника» избегает опасности задохнуться или захлебнуться.

«Вода ударила беспощадным валом, брызги долетели даже до высоких первых рядов. Если мальчик был до сих пор жив — это уже не имело значения: вода мгновенно покрыла его с головой, и смерть приняла его в свои прохладные ладони.» (СМ-17)
Дик находит свою инициационную «смерть» в водной могиле, из которой попадает в пещеру детского комбината, и дальше по «промытым водой в скале полостям» тоннелей получает возможность выйти в новую жизнь на поверхность Картаго.

Вода не убивает его во время первой казни и «щадит» в дальнейшем, спасая от врагов снова и снова. Прячась от внезапной инспекции в детском комбинате, Дик падает из вентиляционного отверстия в подземное озеро и получает шанс выбраться наружу. (СМ-19) Во время перехода под палящим картагосским солнцем из ничьих катакомб до глайдер-порта, герой находит на затопленных полях пищу и хоть какую-то защиту от солнца среди мокрых водорослей. «Он сидел в воде по шею, как бегемот, пил, ел и лепил листки на голову, лицо и плечи, а потом оделся и пошел в сторону глайдер-порта.» (СМ-20)

В «Мятежном доме» сработавшая система пожаротушения помогает Дику сбежать из бара в Лагаше. Спасаясь от преследования, юноша бросается в морские волны с «моста самоубийц» и находит убежище на корабле (еще один материнский символ, связанный с океаном). Но для того, чтобы выплыть, приходится приложить усилия: подстраиваться под течение и бороться с ним, цепляться за скалы, сливаясь с ними, и часто нырять, чтобы избежать обнаружения с воздуха. Герой, изначально связан с водой, но должен адаптироваться к ней, подстроиться под правила стихии, чтобы она окончательно заняла его сторону.
Как и в случае с побегом с Арены, пребывание в воде не проходит бесследно и становится причиной тяжелой болезни Дика. На навеге юноша заболевает снова, из-за сырости, расшатанного иммунитета и пренебрежения прогреванием.

При столкновении с Моро в Шоране, горячая вода купальни скрывает тепло тела Дика, давая ему невидимость в инфракрасном спектре и шанс подобраться к врагу. Но она же делает юношу потенциально уязвимым: Моро может в любой момент сделать ее «мертвой» одним движением: «…если бы я хотел тебя убить — мне было бы довольно бросить в эту воду ампулу с токсином».(МД-14)

Кроме явной опасности утонуть или замерзнуть насмерть, вода несет и другую скрытую угрозу. На этот раз в опасности оказывается Салим.
«— Скоро долгие дожди будут. Пойдет вода.<…> Ничьи — они глупые совсем. Не знают, где пойдет вода. Она идет — они бегут…» (МД-2)
Однако со временем и эта назревающая беда оборачивается благом для Дика и его спутников. Опасность, исходящая от людоедов, согнанных паводком с насиженных мест, заставляет думать о других вариантах и приводит общину в новое, лучшее пристанище.

Понемногу даже убийственная сторона стихии начинает подчиняться герою.
Когда на навегу Торвальда идет цунами, Дик начинает петь, и волна не причиняет вреда кораблю, на борту которого находится юноша, но оборачивается против команды Шимана. Этот момент напоминает мотив «предвечного ребенка», оседлавшего океан и единого с ним, которому стихия не может причинить вред. Но может обрушиться со всей силой на его врагов.

Вода спасает Дика снова, когда он бежит из Киннанской клиники, фонтан в холле которой буквально «ловит его в ладони», позволяет оторваться от одного морлока-преследователя и обезвреживает другого.

В воде находят свою гибель и рейдеры, устроившие погоню за Диком в Киннане. Океан поглощает их глайдер, но щадит машину Сога, позволяя ей благополучно приводниться, а потом, несмотря на надвигающийся шторм, «отдает» Ройе останки наемных убийц вместе с уликами, ведущими к их нанимателю.

Ближе к финалу разрушительная сила стихии уже полностью переходит на сторону Дика, когда поток воды, не без помощи гемов рухнувший по водосбросу, направляет свою ярость на противников юноши и становится его союзником в противостоянии со Шнайдером.

Вода очищающая.
Одно из свойств воды, важное для мифологического сознания использовалось во многих обрядах. Это способность очищать и «обновлять», делать грязное чистым.
Один из моментов, связанных с очищающей и преображающей водой – баня в доме Нейгала. Фактически проходя в гостях у старика те же стадии, что и сказочный герой в избушке Яги ("прежде баньку истопи, напои, накорми, спать уложи, а потом уж про дело выспрашивай"), Дик парится в бане, а после ест пищу «нижнего мира» и дает слово остаться на Картаго добровольным пленником.

Но все же на первый план в СМ в качестве «очищающей» воды выходит вода крестильная, обновляющая и возрождающая человека духовно, ритуал, который становится для гемов способом приобщиться к высшей силе и помогает им ощутить себя людьми и в определенном смысле переродиться.

Однако у очищающей воды есть еще один аспект.
«Защитный механизм, который в конце концов позволяет Я избежать этой инфляции тени, известен нам из невроза навязчивых состояний: это церемония очищения или умывания.»[4.]
Собственная мрачная Тень не дает Дику покоя, и именно в душ юноша бросается каждый раз, когда ощущает себя «грязным» физически и психологически, когда Тень потревожена или близка к прорыву: после попытки отравления Динго, после изнасилования, после разрыва с Бет.
Кроме того вода буквально смывает с него кровь его жертв в тюрьме и в доме Исии. Дважды она сама оборачивается «кровью»: в наркотическом бреду в подвале Моро и в дворовой тюрьме в ожидании суда дома Рива. Но оба раза эта кровь всего лишь иллюзия, и, вторично столкнувшись с этим феноменом, Дик может смеяться, потому что уже знает это. Потому что уже сумел окончательно сделать стихию своим союзником.

[gunfighter]

Всегда рядом.
Вода сопровождает Дика и в радости и в горе.
Он отдыхает в сквере у алтарного фонтана Бона, знакомится с Дангом у бассейна в Корабельном городе, получает важную информацию, беседуя в онсенах с Ройе и Баккарин. Под настроение даже может «изобразить хождение по водам» (или проиллюстрировать собой пословицу «пьяному море по колено», с какой стороны посмотреть). Обливание водой в Праздник Дождя тоже приносит юноше облегчение.
В полузатопленной пещере, используя воду как отражающую поверхность для луча сантора, Дик узнает, что Констанс с семьей живы. Объясняясь с Бет в Киннанской клинике Дик прячется в лазе ливневой канализации, по центру которой течет ручеек, от которого не защищает плащ. Сам находясь на пределе, он ссорится с Рэем в конце сезона дождей, когда с неба уже не льет, а только моросит, но с гор на поля бегут бурные потоки.

Вода словно понимает и отражает его состояние. Именно к ней Дик идет, когда ему плохо: "ходит по водам”, не боясь, что его смоет приливной волной; отмокает в горячей ванне после забега по городу в слишком маленьких ботинках; глядит на океан, когда его достает Вальне; чувствуя приближение срыва, выбирается на нос навеги, и сидит там, чтобы успокоиться, наблюдая за волнами и дельфинами в компании Шаны.
«Смотри, дельфины идут впереди нас. И не устают. Знаешь, они часами так могут». (МД-17)
После смерти Пауля над морем разражается шторм, словно океан выражает за Дика эмоции, которые тот, находясь в состоянии шока, выразить не в состоянии.

Вода и даже пар идет в дело, когда Дик переживает из-за разрыва с Бет.
«Вода отключилась, а Дик все продолжал глотать пар, обхватив себя за плечи, раскачиваясь вперед и назад.» (МД-16)
Есть ощущение, что в этот момент Дик, в каком-то смысле, пытается пережить случившееся, не рассыпавшись снова в «невесомый туман», как это уже случалось в межпространстве и подвале Моро.
Именно на запотевшем стекле он пишет два иероглифа, выражающих то, что он не может держать в себе, доверяя тонкому водяному слою свои тайны, которые, впрочем, пар открывает некоторое время спустя Моро, и почти сразу Шане.

Ближе к концу романа снова появляется мотив отделенности от стихии, когда перестают работать даже проверенные средства. Находясь на пределе, чувствуя, что с ним самим что-то сильно не в порядке, Дик пытается определить свое состояние, через сравнение с водой, но водой бессильной, которая не может войти в соприкосновение с ним самим.
«Дик не чувствовал радости от того, что наконец спасет леди Констанс и Джека, не чувствовал беспокойства за Рэя — ощущения бьются в череп откуда-то снаружи, а внутрь не проникают, как вода не может просочиться через зеро-ткань…» (МД-18)

Разлука с водой, темная сторона воды.
В разлуке с Диком, Бет часто находится близко к воде. Она наблюдает грозы из колоннады дворца, оказывается и вовсе окруженной морем во время экскурсии по подводным садам Сога, склоняется над ливневой канализацией в парке, но при этом почти всегда отделена от стихии решеткой, стенами батискафа или силовым полем.
Сам Дик в плену у рейдеров страдает от жажды и обезвоживания. Отделенность от воды как будто подчеркивает и усиливает его бессилие, в то время как Морита, напротив, принимает душ, ни в чем себе не отказывая.

Необходимо отметить, что антагониста тоже тянет к воде, недаром же он лезет за костями в темные затопленные тоннели, почти на волосок разминувшись с Диком в 18 главе СМ, а в МД приходит на встречу в гемскую купальню. Весной его дом обступают приливные воды, превращая окружающую равнину в озеро в обрамлении скал. Поспорить со стихией и сажать корабль по приборам в грозу и ливень, находясь в дурном настроении, Моро тоже непрочь.
Это заставляет предположить, что так же, как и протагонист, антагонист связан с водной стихией, но немного иначе: « …первичная стихия имеет и другой аспект, для которого в его спроецированном на человеческий образ виде характерна <…> неразборчивость - жизнь и в воде, и в болоте.» [5.]
В мифологии с темной стороной воды связан проводник душ по подземному миру, Гермес, который «не в меньшей степени призрак, чем ребенок». [5.]
Жизнь синоби научила Моро быть не слишком разборчивым. Он не только в СМ пытается поглотить и переделать под себя Дика, но и сам все глубже увязает в трясине своих чувств, решений и поступков.

Темная сторона воды ассоциируется с темной стороной материнского архетипа, и тут необходимо упомянуть, что Моро связан с Аэшей Ли, хоть и пытается выйти из-под ее контроля. Возможно, его неявная тяга к воде объясняется тем, что, он подсознательно стремится к материнскому теплу «доброй матери». Не даром же он полушутливо-полу издевательски просит Констанс, предоставить ему шанс.
В каком-то смысле Моро даже больше «ребенок», чем Дик. В какой-то момент второму удается разделить эротическое влечение и влечение к матери, в то время первый даже не задумывается над этим.

Моро тянет к воде, но он чаще всего не погружается в нее и не сливается с ней, предпочитает держаться поодаль, наблюдать ее с мостков в купальнях и контролировать стихию регуляторами душа или дамбой. Он скорее бросит ей вызов и попытается подчинить, чем доверится, отдастся на ее волю и заключит с ней союз.

Подобно воде.
Дик, конечно, «маленький камень», способный пустить на все четыре стороны отлаженный механизм рабовладения со всеми подпорками и хитросплетениями психики рабов и рабовладельцев. В случае необходимости он может упереться и стоять до конца, но в некоторых ситуациях у него внезапно проявляются и другие способности.
Вода не только помогает Дику и спасает его. Юноша временами и сам похож на воду, которая упорно, капля за каплей точит камень, которая вырывается из-под земли «эвосским гейзером», и может принимать любую форму, но всегда остается собой и, как бы ни деформировало ее земное притяжение, в невесомости собирается в круглую каплю.
При переходе в межпространство, Бет видит Дика белым драконом и тут можно вспомнить, что в китайских и японских легендах драконы часто живут в водоемах.
«Китайцы считают воду специфическим обиталищем дракона, поскольку вся жизнь выходит из воды» [1.]

Когда в межпространстве на Дика впервые нападает темная бесформенная тварь без лица, он сперва пытается отбиться, кромсая ее на части, но по-настоящему уйти получается только превратившись в мелкую водяную взвесь. В печатном варианте конец фразы потерялся, но в черновике все на месте: «…он сделал себя еще более бесформенным, нежели тварь, он превратился весь в невесомый туман и распался на тысячи частей.» (СМ-7, черновик) И здесь чувствуется перекличка с отрывком, который Дик читает чуть позже: «Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались…»
То же самое происходит и в подвале: когда открытое сопротивление оказывается бесполезным, Дик прибегает к расщеплению психики, но, как и в случае межпространственной атаки, собрать «невесомый туман» собственной личности после этого оказывается крайне непросто.

Как и вода, Дик спасает одних и приносит смерть другим.
Весной на континент Судзаку и на столицу Картаго, обрушивается Великая волна, перехлестывающая через горный хребет и заливающая равнины. Это стихия воды на пике своей разрушительной силы, но стеклянный потолок дворца защищен от нее силовым полем и любующиеся зрелищем люди чувствуют себя в безопасности. Так же, как считали себя в безопасности гости, приглашенные на императорскую помолвку.

Великая волна заливает прозрачную крышу дворцового зала так же, как неостановимый и неконтролируемый поток эмоций захлестывает Дика. Моро прямо сравнивает аффект юноши с обезличенной и смертельной силой стихии.
«— Я заставил его убить, государь, — еще тише сказал Моро. — И в своем выборе он был волен не больше, чем вот эта вода, <…> вольна выбирать, падать ей вниз или вверх.»(СМ-17)

Как и вода, Дик под конец МД становится настолько гибким, что начинает играть на публику, пытается манипулировать людьми, и чуть не теряет себя, как раз в тот сезон, когда неконтролируемые бурлящие потоки воды сходят с гор. Но, несмотря ни на что, он остается собой, и в момент решающего выбора делает то, что подсказывает ему сердце.

[gunfighter]

Литература:
1. Краткая энциклопедия символов
2. Нойманн Э. Великая мать
3. Трансформация архетипа «великой матери» в бурятской драматургии 2-й половины ХХв.
4. Юнг К.Г., «Архетип и символ»
5. Юнг К.Г., «Душа и миф. Шесть архетипов»

ПРИЛОЖЕНИЕ 1.
Другие символы материнского архетипа.

Символы материнского архетипа очень разнообразны и связаны не только с водой. Это материнское лоно и грудь, сосуд, колыбель, корзина, гроты и скалы, церковь, корабли и рыбы (дельфины). [2,4,5]

Именно в большой корзине, ставшей для него аналогом колыбели, просыпается Дик после пребывания в «водной могиле» и тяжелой болезни. В ней же живет и какое-то время после выздоровления, восстанавливая силы и начиная из нее постепенно выбираться.
Пещеры и скалы дают герою укрытие. Он живет в пещере «детского комбината», где рождаются все подвиды маленьких гемов, первое время беспомощный как младенец, которого приходится выкармливать молоком. Набирается сил, чтобы потом внезапно покинуть эту символическую матку и заново «родиться на свет» из недр Картаго, пройдя темными подземными лабиринтами.

Хотя Дика оторван от общины, церковь остается его основным ориентиром и поддерживающей силой наряду с верой, и община Салима, собранная им, фактически тоже становится «мини-церковью», если можно считать таковой собрание верующих.

Корабли тоже становятся пристанищем героя во время его странствий по Картаго. Даже синобная рыба, хоть и нападает на него, в конце концов, до этого просто следит издалека, а напав, оказывается побежденной в своей собственной стихии. Чья бы она не была, она именно «приглядывает» за юношей, ведь синоби, как и Моро, с определенного момента прикладывают все усилия, чтобы «отставать на полшага».

[Kinn]

Спасибо. Интересный анализ.
И ведь что характерно - автор наверняка не выстраивала эти символические ряды сознательно. Но образность и архетипы при бережном использовании сами порождают символику в тексте.

[gunfighter]

Не за что) Давно собиралась про это написать.

***И ведь что характерно - автор наверняка не выстраивала эти символические ряды сознательно. Но образность и архетипы при бережном использовании сами порождают символику в тексте.***
Да. Мне кажется, что если хорошо простроить какую-то часть символов, то дальше оно само может начать подбираться одно к одному.